Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]
— Снова о Петрашке никаких известий, сынок? — в первую очередь спросил он у него.
— На этот раз разведать кое–что удалось, — принимая из рук мамуки кружку горячего чая, ворохнул белокурыми кудряшками средний из братьев. — Взяли горного чечена, он встречался с нашим кровником Мусой.
— И что? — сотник поспешно отложил сбрую. — Про парня, говорю, спрашивали?
— Спрашивали, батяка, но абрек сказал, что в высокогорных аулах рабов из пленных русских с казаками и другими нациями достаточно, — студент отхлебнул из кружки. — В равнинных селениях тоже, но в них держать заложников опасно из–за частых проверок царскими патрулями.
— Это мы без него знаем, — перебил Дарган. — Ты скажи, по нашему делу хоть какая–нибудь зацепка объявилась?
— Горец утверждал, что в селении Цахтуры он сам видел похожего на меня заложника, тот казак принял мусульманскую веру и был приставлен чабаном к отаре.
— Им сбрехать, что воздухом подавиться. Цахтуры… я про этот аул что–то слышал, — сотник посмотрел на среднего сына. — А где находится то селение?
— За перевалом, на склоне горы со снежной вершиной, она от нас видна как на ладони, только со всех сторон окружена хребтами.
Дарган задумчиво огладил бороду, вытащил из кармана чинаровую трубку без табака, когда он волновался, то всегда тянулся к ней.
— Петрашка похож на тебя мало, младший копия мать, только глаза темные, — начал он рассуждать как бы с самим собой. — Но это если присмотреться, а издаля вы сыновья от одних родителей.
— Я на Панкратку тоже не смахиваю, он вообще почти русый, — пожал плечами Захарка — А секретчики с кордона нас всегда путают.
— Ежели папахи пониже надвинуть, то близнецами станете, — усмехнулся сотник. — Глазами с губами вас наделила мамука, а носами с подбородками я, только цвет глаз не голубой, а темный, как у предков со стороны вашей бабуки.
— Мамука рассказывала мне так–же.
— Но дело не в этом, если абрек видел Петрашку издаля, то мог заметить и вашу схожесть.
— Батяка, они с бандой проходили по склону горы, а тот казак как раз чабанил.
— А почему горец решил, что чабан казак?
— На нем была наша одежда.
— Вы того абрека в комендатуру спровадили?
Захарка повертел кружку в руках, поставив ее на лавку, отвернул голову:
— Ты же знаешь, с тех самых пор мы пленных не берем.
Из своей комнаты вышел Панкрат, присел по другую сторону от отца, Аленушка тут–же сунула ему тоже кружку с чаем:
— А ты что скажешь? — повернулся к нему Дарган.
— Надо идти выручать Петрашку, — спокойно отозвался хорунжий.
— Откуда известно, что это ваш брат?
— В том ауле не один казачий чабан, с недавних пор Шамиль сделал из него неприступную крепость с крупным гарнизоном, приказал пригнать заложников и обратить их в мусульманскую веру. Кто отказывался, тем перерезали горла, остальные согласились воевать против русских на его стороне.
— Вот почему про аул Цахтуры мало разговоров, и отчего Муса не требует с нас выкупа — с него самого шкуру давно спустили, — машинально трогая пальцами рукоятку кинжала, протянул сотник, поднял на сыновей подернувшиеся тревогой глаза. — Однажды я ходил по той тропе через перевал, когда на туретчину призывали, и тот аул среди гор наблюдал. Место дикое и уединенное. Если Петрашка там, то путь к нему не близкий и опасный, ко всему, он вряд ли станет принимать басурманскую веру. Но если Муса намекнул Шамилю, что за казачка можно запросить большой выкуп, то сын должен быть еще живой.
— Я тоже об этом подумал, — Панкрат взбунчил густой чуб. — Одна незадача, русские полки ушли в Турцию, а нам самим ту крепость не одолеть.
— Русские, как все великие нации, маленьких крепостей не замечают, — с печалью в голосе сказала прислонившаяся к дверной лудке Софьюшка, она с самого начала разговора навострила уши. — Вряд ли войсковое начальство дало бы разрешение на штурм этого аула, думаю, и сейчас полки просто обошли его стороной.
В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь болтовней меньшего пацаненка, с которым возилась жена Панкрата Аленушка. Несмотря на царское имя — Павел — тот пачкал штанишки за милую душу, не уступая в этом деле ни одному казаченку. За окном который день подряд лил дождь, тугие струи стучали в окна, хлестали по стенам, под сваями журчали мутные потоки воды.
— Самая та погодка, — вдруг хлопнул себя по коленям Дарган, вскинув голову, подкрутил литые усы. — Собирайтесь, сыновья, пришла пора Петрашку из неволи выручать.
— В такую непогоду! — ахнула Софьюшка, из комнаты выглянула встревоженная как птица жена старшего сына.
— Не впервой нам грязь месить, да не своими, мать, ногами, — сказал как отрубил хозяин дома. — Кони у нас добрые, недаром вся округа на них засматривается…
По обеим сторонам узкого ущелья вздымались отвесные скалы, затянутое тучами небо между ними казалось подброшенным вверх серым пояском, снятым с талии горянки. По дну гремел камнями разбухший от ливней ручей, кони прядали ушами, стараясь стряхнуть обильную влагу, заодно уловить незнакомые звуки. Ехавший на кабардинце во главе группы Дарган внимательно присматривался к нависшим над тропой выступам, к горным складкам, за которыми могли незаметно разместиться разбойничьи секреты, но делал он это больше для порядка. Впереди на добрых лошадях трусили двое молодых казачка, упреждавшие любое проявление или движение живности за валунами. Небольшой отряд из прошедших проверку боями станичников рысил по ущелью с раннего утра. Сотник здраво рассудил, что если ночью они переправятся на правый берег Терека и незамеченными доберутся до горных круч, то по такой погоде засады у входа в ущелье может не оказаться. Так оно и вышло, склоны перед расселиной оказались пустыми. Теперь нужно было как можно дальше проскочить вглубь занятой противником территории и уже возле самого селения Цахтуры обсудить план дальнейших действий.
Усыпанная камнями тропа поднималась в гору все выше. К обеду грохот ручья остался далеко внизу, а над головой по прежнему нависали неприступные скалы. Тропинка ужалась до такой степени, что одной ногой всадники задевали шероховатые стены ущелья, а другая у них качалась над пропастью. На одном из поворотов с крошечной площадкой в скале дозорные остановились, вид у казачков был непривычно растерянным. Дарган приказал станичникам спешиться, чтобы осмотреться вокруг.
— Батяка, правильно ли мы идем? — решился задать вопрос Захарка. — Может, абреки уходят от погони другой дорогой?
Панкрат посмотрел на брата и криво усмехнулся, он ничего не сказал, зато Дарган ткнул пальцем на размытую дождем кучу лошадиного навоза под ногами, от которой остались лишь зеленые пятна с непереваренными семенами:
![Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
